От “Судьбы” не уйдёшь. Раз год, в новогодние праздники, это наверняка.
Так сложилось, и нелепо было бы это оспаривать, что самым «новогодним» режиссером отечественного кино стал Эльдар Рязанов. Даже оставив за кадром предновогоднюю суету и погоню разгневанных фотохудожников за ряженым дед Морозом в «Зигзаге удачи», мы всё равно имеем две картины, которые по популярности в новогодней сетке вещания не имеют себе равных.
Уделив в прошлой статье внимание «Карнавальной ночи», мы не забыли и об «Иронии судьбы». В наше время на разных интернет-ресурсах любят перебирать косточки от заливной рыбы. В старом фильме отыскивают новые смыслы, а главных героев препарирует целая бригада психологов-надомников.
Канал КиноГуру решил идти своим путём. Ничего придумывать мы не станем, наоборот, познакомим вас с тем, как свой фильм позиционировал сам режиссер.
Итак, всё началось с анекдотической истории о некоем анонимусе, который после бани забежал к приятелям.
«А там гуляла вечеринка — справляли не то день рождения, не то годовщину свадьбы. Помытый, чистенький Н. усердно принялся за питие и вскоре, как говорится, «ушёл в отключку».
Друзья оказались настоящими – “подогрели”, “обобрали”, пока бедолага пребывал в бесчувствии, они отвезли его на вокзал, купили билет до Ленинграда, уложили спящего на полку и … пришел в себя он уже на подъездах к Северной столице. Часто встречается упоминание об очередном розыгрыше Никиты Богословского, отправившего прикинувшегося веником друга в Киев (там, хотя бы, теплее). Но Рязанов деталей не уточняет.
«Мы с Брагинским стали фантазировать, что же могло произойти с этим недотёпой в чужом городе, где у него нет знакомых, а кошелёк пуст. Возникла мысль о сходстве домов и кварталов, об одинаковых названиях улиц в разных городах, о типовой обстановке квартир, о серийных замках, выпускаемых промышленностью. Нам показалось занятным запихнуть горемыку в такую же квартиру, как у него в Москве, и посмотреть, что из этого получится. Но тогда надо оставить его в состоянии «несоображения». Так придумалось путешествие в самолёте — ведь за час полёта человек не успеет протрезветь. И вот наш герой — мы ему дали фамилию Лукашин — очутился в чужой квартире в чужом городе.»
Но режиссеру и драматургу в нелепой завязке послышалась и лирическая нотка. У ленинградской квартиры появилась хозяйка и пришло понимание, что естественный скандал между двумя претендентами на одну жилплощадь, в конечном счёте приведёт к любви. Однако, для того, что бы ситуация не походила на игру в поддавки, где юные и пылкие герои волей случая окажутся сведены вместе, авторы максимально обострили ситуацию: так в картину вошли Галя и Ипполит, а у главных героев появилось прошлое со своими скелетами на коммунальных кухнях.
… за одну ночь мы должны были заставить героев расстаться со своими привязанностями и полюбить друг друга. На этом этапе прояснилась и главная мысль пьесы, её идея. Хотелось рассказать о том, как в суматохе дней, их суете и текучке люди часто не замечают, что довольствуются не подлинными чувствами, а их суррогатами, эрзацами. О том, как важно найти в жизни настоящую любовь. Хотелось протестовать против стандартов не только внешних — архитектура, обстановка квартир, костюмы, но и внутренних. Этой пьесой мы восставали против морального равнодушия и компромиссов, с которыми примиряются многие в жизни.
Стало понятно, что подобная история, произойди она между молодыми людьми, лишёнными жизненного опыта и груза прежних ошибок, воспринималась бы иначе – как флирт или временное увлечение.
И ещё мы сделали одну вещь: погрузили ситуацию в новогоднюю атмосферу. Это обволокло пьесу рождественским флёром, придало ей черты новогодней сказки, усилило лирическую интонацию.
Но даже несколько несерьезный фон волшебства и нереальности происходящего, не снимал с авторов задачи достоверно выписать переход от вынужденного знакомства к влюбленности с неясными перспективами.
Развитие фабулы можно было сравнить с подъёмом по лестнице, где очень важно не перескакивать через ступеньки. Всё время существовал соблазн — поскорее влюбить друг в друга главных героев. Но это было бы упрощением и неправдой. Процесс освобождения Жени и Нади от прежних влюблённостей, переход от взаимной неприязни к обоюдной заинтересованности, рождение первой нежности, ощущение партнёра как хорошего, близкого человека, угрызения совести по поводу внезапного «предательства» своих бывших жениха и невесты, чувственное влечение, возникшее от первых шуточных поцелуев, наконец, осознание, что пришла настоящая, главная любовь жизни, — вот те душевные движения героев, которые требовали от авторов детального, неторопливого и психологически верного рассмотрения.
Ещё до постановки фильма пьеса “Ирония судьбы” пошла в ряде столичных театров. На сцене она смотрелась как лёгкое водевильное действо, какая уж там психологическая достоверность. Самому Рязанову такое решение казалось в корне неверным. Поэтому в экранизации решено было радикально изменить тон и ритм действия.
Для того чтобы правдиво и точно рассказать об этом, требовалась стилистика подробного, обстоятельного повествования. Я остро ощущал, что режиссёрская скороговорка убила бы сюжет.
Из этой драматургической необходимости вытекало следующее требование – достаточный хронометраж картины. Нельзя жертвовать завязкой, событиями происходящими до поездки в Ленинград, не годится и излишне усекать диалоги, огрубляя и примитивизируя основную лирическую линию. Кино должно было стать двухсерийным, но это вызывало опасения у руководства.
При экранизациях больших романов в порядке исключения ещё идут на двухсерийность, но при переводе пьесы на экран — никогда! И потом, «С лёгким паром!» — комедия. А комедия — и это даже бритому ежу ясно — должна быть короткой, темповой, стремительной. Поэтому моё намерение поставить двухсерийную комедию встретило сразу же сильное и, вероятно, разумное сопротивление. Я, кроме благих намерений и смутных объяснений, ничего противопоставить этой системе взглядов не мог. Но изменять своей интуиции и уродовать наше с Брагинским детище я тоже не желал. И тогда возникла идея — предложить постановку телевидению.
Любопытно отметить, что даже чисто технически фильм “Ирония судьбы” стал новаторским. Картина снималась самой перспективной в то время трёхкамерной системой «Электроник-КАМ», при которой три камеры (одна – общего плана и две – крупного), могли работать одновременно, фиксируя единое эмоциональное состояние исполнителей на укрупнениях и на общих кадрах. К тому же эта система позволяла немедленно просмотреть отснятую сцену, записанную на видеоплёнку. Сейчас это рутина, но в то время, да ещё для работающих почти “вслепую” киношников, казалось чудом.
Опытный киноактёр знает, что для общего плана надо немного «прибавить» мимики, а на крупном — уменьшить «градус». Здесь же спасения для артиста, даже самого искушённого, нет и быть не может. Его сразу же «расстреливают» отовсюду, целясь в него как на крупном, так и на общем плане. Поэтому отдача артиста при подобной работе максимальна, сосредоточенность огромна.
Конечно сейчас в интернете можно найти самые разные варианты и трактовки тех или иных решений, но нам показалось важным дать слово самому режиссёру. На момент выходя его мемуаров “Грустное лицо комедии” 1977 г, которыми мы пользовались при подготовке публикации, все перипетии работы над фильмом, конечно, были ещё свежи в памяти. Возможно Рязанов здесь несколько залакировал облагородил и сгладил углы в Но, почему бы и нет?
