Фаина Раневская была уже в зрелом возрасте, когда в КГБ полковник Олег Михайлович Грибанов решил её завербовать. Случилось это в 1952 году. На первую встречу к актрисе он отправил молодого офицера по фамилии Коршунов.
Он был уверен, что моментально завербует артистку, потому что действовал по проверенной схеме: сначала посетовал на деятельность иностранных разведок в СССР, затем напомнил о долге гражданина по оказанию посильной помощи органам госбезопасности по защите завоеваний социализма.
– Молодой человек, – спросила Раневская, выслушав и поняв о чём идёт речь, – А где вы были раньше, когда я ещё не успела разменять шестой десяток?
– Что вы, Фаина Георгиевна, – замахал руками офицер, – Да вам больше 30-ти никто не даст, поверьте! Вы просто девочка по сравнению с другими артистками вашего театра.
Раневская прищурилась, закурила «беломорину» и спокойно сказала наглому оперу:
– Мне с вами, молодой человек, всё понятно… Как, впрочем, и со мной тоже… Без лишних слов заявляю: я давно ждала этого момента, когда органы оценят меня по достоинству и предложат сотрудничать! Я давно к этому готова. Разоблачать происки ненавистных мне империалистических выползней… Можно сказать, что это – моя давняя мечта! Но… есть одно маленькое «но»! Во-первых, я живу в коммунальной квартире, а во-вторых, что ещё важнее, я громко разговариваю во сне… Вот и давайте, коллега, вместе, по-чекистски, поразмыслим. Представьте, вы даёте мне секретное задание, и я, будучи человеком обязательным и ответственным, денно и нощно обдумываю, как лучше его выполнить, а мыслительные процессы, как вы, конечно, знаете из психологии, в голове интеллектуалов происходят беспрерывно – днём и ночью… И вдруг! И вдруг ночью во сне я начинаю сама с собой обсуждать способы выполнения вашего задания. Называть фамилии, имена, клички объектов, явки, пароли, адреса, время встреч и прочее… А вокруг меня соседи по коммуналке, которые неотступно за мной следят вот уже который год кряду. Они же у меня под дверью круглосуточно, как сторожевые псы, лежат, чтобы услышать, о чём и с кем это Раневская по телефону говорит!И что? Я говорю вам о своих недостатках заранее и честно… Если я ошибаюсь, – поправьте меня, уберегите от совершения в будущем роковой ошибки! Я бы даже сказала, от непредумышленного предательства… Но что делать, если мои родители передали мне такой порок – громко разговаривать во сне? Я уже обращалась к врачам, к светилам медицины – всё пустое, ничего поделать не могут.
Фаина Раневская
Выслушав такой страстный монолог, Коршунов опешил и ушёл со встречи, придавленный аргументами актрисы. Доложил Грибанову об объективных сложностях и желании Раневской сотрудничать. Спустя месяц Фаина Георгиевна праздновала новоселье в новенькой высотке на Котельнической набережной.
Однако, на этом история не закончилась. После переселения Коршунов стал названивать актрисе в театр с предложением о встрече, но Раневская под разными предлогами отказывалась. В какой-то момент Коршунов не выдержал, рассвирепел и сказал, что скоро сам лично придёт к ней в новую квартиру.
Через несколько дней в комитет пришёл мрачный небритый мужчина и принёс коллективное письмо с подписями жильцов высотки, где жила Раневская. В заявлении было написано, что жильцы просят разобраться органам госбезопасности с одной артисткой (фамилия была не указана), которая по ночам беспокоит воплями о происках империалистов и своём желании разобраться с супостатами, когда её примут в КГБ внештатным сотрудником.
Прочитав это, Грибанов вызвал Коршунова и сказал:
– На Фаине поставь крест, ищи кого-то другого. Молчащего во сне. Всё! Свободен!
Вскоре агентура из театра донесла Коршунову, что это, якобы коллективное письмо, Раневская написала сама и попросила сантехника из ЖЭКа отнести его в приёмную. За что он получил две бутылки водки.
Позже актриса не раз повторяла:
– Я отказала органам лишь по одной причине. Дать много органам я не могу, а мало мне не позволяет совесть – проклятое воспитание.
