В юности всё удивительно и каждое маленькое происшествие прекрасно.
Мама разбудила её около часа ночи.
— Там твой бывший одноклассник, Юра Шацкий. Не хотела его пускать, но он, по-моему, чем-то сильно расстроен. Или выпимши. Оденься, поговори с ним.
Рита Терещенко, семнадцатилетняя студентка, отличница и умница, накинула халат, нащупала тапки, встала и вышла в коридор. Юра, тоже студент, в последние дни звонил ей несколько раз по телефону, заходил ненадолго в гости, но почему, для чего — не ясно. В школе они не дружили, один раз он пригласил её в кино, посмотрели «Бесславных ублюдков». Она ничего не поняла, он это понял, молча проводил её до дома и больше ни разу никуда не звал. Теперь вот, после школы, вдруг появился, как трава из-под снега. Рита для проверки один раз посмотрела на него «со значением». Юра тут же заявил, что он на секунду, прямо с практики в «Геотресте», гнали какую-то «нивелирку» в Бутове, там пыль-грязь, он немыт-нечёсан, взял и смылся.
Чудной парень, непонятный и, наверное, милый.
— У меня дома тусовка, — сейчас Юра был возбуждён, не то чтобы под градусом, а как будто у кабинета стоматолога или перед важным экзаменом. — ФрендА сидят за столом, бла-бла-бла, глупо до безобразия. Палата номер шесть. Я вышел погулять, ночь фантастическая, вдруг вижу, что я у твоего подъезда и дверь приоткрыта. Даже на часы не посмотрел. Кажется, маму твою напугал. Ты передай ей, что я извиняюсь.
Вдруг Рита протянула руку и поправила ему воротник свитера. Обычно так, как делают девушки и женщины. Поправят вдруг парню воротник свитера или застегнут пуговицу на рубашке и покачают головой. Наверное, это материнский инстинкт проявляется не вовремя, ни зачем и ни почему, случайный такой и лёгкий газированный пузырёк нежности.
— Ты что, Шацкий? Ты знаешь, который час?
— Ну да, я и говорю. Смотрю на дверь и думаю: Ритка сейчас спит, а я тут внизу у подъезда. Поднимусь и поговорю, пропади оно пропадом.
— Ну говори.
Юра посмотрел на неё с такой грустью, от которой Терещенко сначала стало холодно, а потом тепло-тепло. Чудной он всё-таки парень, какой-то нелепый, без царя в голове и вообще.
— Ты выпил?
— Не помню. Наверное. Я пойду.
— Беда с тобой, Шацкий.
Юра вынул из кармана куртки апельсин и протянул его Терещенко.
— Вот, стянул со стола. Оказалось, что для тебя. Я пойду. Чао!
Как только за ним захлопнулась дверь, из своей комнаты выглянула мама. Лицо у неё было загадочное: микроскопическая улыбка и в глазах еле заметные фонарики.
Ну-ну!
Рита как бы удивлённо пожала плечами, тряхнула рукой «да ладно тебе» и отправилась спать.
На следующий день первым делом она позвонила Юре.
— Шацкий!
— Привет-привет!
— Как ты живёшь, Шацкий? Тебя надо держать в ежовых рукавицах. Ты пропадёшь, если будешь психовать и шляться ночью по улицам.
Рита говорила, а сама думала: «Что я такое говорю? Дура трёхнутая!»
Он молчал, словно понимал, что она дура, что дело совсем в другом, только говорить об этом вслух сейчас не стоит.
— Как апельсин?
Рыжий шар, целый и послушный, лежал на столике у телефона.
— Подожди! Я сейчас объясню популярно, что тебе делать и как жить.
— Спасибо.
Он не ожидал её звонка, застигнутый врасплох, сидел у телефона, слушал, не перебивая. Какой хороший день, растерянно думал Юра Шацкий и молчал. А Рита Терещенко, сама себя не понимая, всё глубже тонула в его молчании и опять ей было тепло-тепло. Она смотрела на рыжий апельсин и говорила, говорила, говорила, говорила…
автор Сергей Бурлаченко