29.03.2024

Мать Тереза

Мать Тереза

      День не задался с самого утра. Пока Софрон Флёров ехал на работу в офис, руки всё время прилипали к рулю и ныли, как отбитые. Ладони были горячие, хотя спину пробирал холод. К обеду стало ясно, что адвокат заболел. Поэтому он, извинившись за своё состояние и пообещав выздороветь ко вторнику, отпросился у начальства домой.

        – Сделай мне горячего чаю с мёдом, – попросил он жену, войдя в квартиру. – Что-то знобит. Пойду полежу.

        Через пять минут Ариша принесла ему чашку слабо заваренного кипятка и банку с липовым мёдом. Флёров лежал на кровати весь в испарине, тяжело дышал и смотрел в сторону окна. На улице мела метель. От мелькания белых вихрей за оконным стеклом трещала голова.

        – Не чай, а помои! Завари, пожалуйста, свежего. 

        Ариша испуганно посмотрела на мужа и вздохнула:

        – Маркуше нездоровится. С самого утра, словно побитый. Шерсть комками, хвост поджат, в глазах слёзы. Как бы не чумка.

        – Псу два года. В этом возрасте чумки не бывает.

        – Нельзя быть таким равнодушным, Софик, – жена ещё раз вздохнула.  –  Мы почти не интересуемся друг другом. Не понимаю, что нас ждёт дальше?

        Через два часа Флёров почувствовал себя ещё хуже. Поднялась температура, голова горела и превратилась в тяжёлый шар. После чая с мёдом муж сильно вспотел, и теперь спиной и локтями словно приклеился к мятому белью, одновременно казавшемуся больному то перегретой электроплитой, то холодной, жёсткой бумагой.

        Несколько раз он звал жену, но Ариша в кухне, не отрываясь, говорила с кем-то по телефону и ничего не слышала. В конце концов, Флёрову удалось примириться со своим состоянием, перестать думать о плите и бумаге и даже заснуть. 

        Ему приснилось, что он сделан из зелёного пластилина и лежит на широком деревянном столе. Две очень толстые и неопрятные тётки переговаривались между собой, мяли жирными пальцами с несвежими ногтями его зелёные плечи, подбираясь к шее и голове. Наконец, одна из тёток наглухо залепила ему рот, а другая начала откручивать руки и ноги, планируя, скорее всего, поменять их местами. Флёров почувствовал ужас и стал задыхаться.

        В этот момент жена его разбудила.

        – Маркуше нехорошо, – голос у Ариши дрожал и был полон отчаянья. – Я решила вызвать ветеринара из частной клиники. Если это чумка, я не переживу!

        Муж не совсем понял жену. Одолеваемый жаром, он, видимо, забыл, что речь идёт о спаниеле. Наступил вечер, в комнате было темно, и из дальнего угла на него смотрели две тётки-мучительницы.

        – Зачем ветеринара?

        – Я посоветовалась с мамой. Она считает, что Маркуше следует сделать укол сульфата магния и глюкозы. Врач будет через четверть часа.

        И Ариша стала бродить взад и вперёд по комнате, хватая себя то за щёки, то за виски, закидывая растрёпанную головку и всплёскивая руками, как позабывшая па танцовщица.

        Адвокат наблюдал за своей молодой женой и чувствовал растущее раздражение. Неужели ей всё равно, здоров он или болен? Почему она даже не даст ему термометр? Это равнодушие или таков любой бабский характер, когда малейшая неприятность порождает у женщины истерику, сопли и бессилие?

        Флёров думал об этом и мрачнел. Случай-то был примитивный, грипп или вообще мизерная простуда, но внезапно из мелкого происшествия вылезало то, что нормальные люди называли одиночеством. То есть как ни крути, каждый сам себе голова, сам себе горчичник, укол морфина или таблетка парацетамола.

        Около семи часов вечера жена ещё раз торкнула мужа.

        – Софик, ветеринар настоящий кудесник. Он привёз капельницу и делает Маркуше промывание. Скорее всего, спаниелька съел что-то не то. Ему пока тяжело, но он обязательно оклемается. Чумки нет. Надо заплатить ветеринару пять тысяч за процедуру и укол витаминов.

        В кухне горел яркий свет, там что-то происходило. Слышался звон медицинских пузырьков и уверенный мужской голос. Жена продолжала что-то говорить, но Флёров её почти не слушал. Пусть промывают и спасают собаку, пять тысяч рублей – не деньги, кошелёк в пальто, главное, пусть оставят его в покое и возятся на своей кухне! Под веками шныряли угольки, пластилиновое тело куда-то унесли, возможно, тётки с грязными ногтями утащили его на время, оставив Флёрову чёрную комнату, белое от снега окно, измятую постель и шорох в ушах.

        Это был криз. Флёров опять ехал на работу на машине и из окошка кричал что-то пешеходам.

        Серые пешеходы крысами разбегались по сторонам.

        – Оставьте меня в покое, пожалуйста! – простонал Флёров и с головой полез под одеяло.

        Ариша фыркнула и быстро ушла, потом послышался визг пса и бормотанье ветеринара. Видимо, врач ввёл ему инъекцию и теперь успокаивал псину.

        Бесконечный вечер переползал в бесконечную ночь.

        Проснулся Флёров от холода. Кто-то сидел на постели в ногах у больного и пытался его согреть. «Как хорошо, когда жена рядом», – подумал муж и открыл глаза. В темноте он различил серое пятно спаниеля, прижавшегося к одеялу. Пёс вздрагивал и чмокал пастью.

        Адвокат поморщился, слез с кровати, шатаясь, добрался до кухни, вытащил из холодильника бутылку водки и, налив полстакана, выпил его быстро и с жадностью. Потом долго сидел за столом, подперев голову рукой и прислушиваясь к теплу, разливавшемуся по телу.

        Когда Флёров вошёл в комнату к жене, Ариша сразу села в постели и включила ночник.

        – Что? Маркуше опять плохо?

        Муж чувствовал не только болезненный жар, но и раздражение, похожее на кипящий в кастрюле бульон.

        – Плохо мне, дорогая моя. Я приехал домой с температурой, с головной болью, а ты посмотрела на меня, как на табуретку и даже не соизволила поинтересоваться, что со мной. Три часа я слушал про собачьи болезни, ветеринаров и капельницы, тупо надеясь получить от тебя хотя бы таблетку аспирина. Откуда такое равнодушие под видом сострадания?

        – Ты не любишь меня! – Ариша заплакала и упала личиком на подушку. – Я так измучилась за этот вечер. Но если тебе угодно, я сейчас встану и принесу таблетку!

        – Мне ничего уже не надо! – Флёров скрипнул зубами. – И не плачь. Просто иногда отвлекись от себя, любимой, и поинтересуйся окружающими.  Быть такой эгоисткой – это пошло.

        – Господи! Я не эгоистка, я испугалась и растерялась. Мне казалось, что Маркуша может умереть. Я даже плакала во сне. Смотри, подушка вся мокрая!

        Спаниель бесшумно вошёл в комнату и лёг в метре от хозяина. В длинных собачьих ушах и чёрных глазах царила покорность. Бока у него то и дело вздрагивали, хвост был поджат, задние лапы похожи на кривые колёса, обклеенные шерстью.

        –  Чего дрожишь? – Флёров покачал головой. – Может, гулять хочешь?

        Спаниель вскочил и с размаху ткнулся ему в колени.

        – Ветеринары грёбаные! Защитники природы! Сёстры милосердия! Тебя сегодня вообще из дома выводили?

        Из-под одеяла выглянуло заплаканное и печальное Аришино лицо, на котором застыл вопрос: «Я что-то сделала не так?» Муж демонстративно хлопнул дверью и накинул на пса поводок.

        Когда спустя полчаса они вернулись с улицы, повеселевший Маркуша сначала налетел на миску с сухим кормом, вылизал её вчистую, потом напился воды, от удовольствия рыкнул на Флёрова и унёсся в комнату к Арише. Хозяин вернулся в кухню. Голова ещё продолжала гудеть, ломота в теле засела надолго, но ночной зимний воздух подействовал освежающе. Короче, это была уже не болезнь, а приятный туман надежды.

        К тому же на столе он увидел высокий стакан с водой и коробочку противогриппозных таблеток «Ринза». Заботливо накрытые чистой бумажной салфеткой.

        – Ну, Софрон, мы честно заработали кусочек благодати.

        Флёров открыл коробочку, вскрыл блистер и автоматически сунул белый кругляш таблетки в рот.

автор Сергей Бурлаченко