Был праздничный день, Вербное воскресенье. Игнатов Володя чувствовал себя счастливым. Повод был подходящий. Сегодня Володя собирался наконец сделать предложение соседке, Юле Весёлкиной.
Два года назад он продал городскую квартиру и купил недорогой дом в деревне около железнодорожной станции Катуар. Событие важное, и вот почему. За год до этого от тяжёлой, неизлечимой болезни умерла его жена Анжела. Сын и дочь давно обзавелись своими семьями и жили отдельно. Больше в городе болтаться одному было не с руки. Надо было куда-нибудь уезжать от горького прошлого. От любви, которая никак не отпускала.
Местечко нашлось. Двадцать километров на север от Москвы, тридцать соток земли, сто пятьдесят квадратов жилой площади. Вода, газ, электричество, интернет. Полгода ушло на оформление документов и приобретение загородной недвижимости.
Вот так и оказался пятидесятидвухлетний Володя Игнатов в одноэтажном брусовом доме среди деревенской тишины, заспанных сосен на участке и сорочьего весеннего стрёкота.
Забыть жену долго не удавалось. Как будто внутри разверзлась трещина, из которой то днём, то ночью вылезала и набрасывалась злая тоска. Ныло сердце и что-то висло на спине, тяжёлое и очень холодное. Зимними ночами, особенно тихими и лунными, Володя думал чёрте о чём: о себе, о жизни и даже о смерти.
Прошёл год после переезда. Ничего не изменилось, только тоска стала родной и почти незаметной, как неустранимая родственница.
Людьми Володя не интересовался. Знал только продавщицу в местном магазине, ему нравилось её равнодушное лицо и имя Казимира, словно из случайно увиденного и давно забытого фильма.
Выйдя в Новогоднюю ночь (вторую по счёту) на узкую дорогу между соседними домами и заборами, он увидел маленькую одинокую фигуру. Кто-то стоял у столба и курил. Игнатов подошёл ближе. Женщина! У неё не было перчаток, и белые пальцы казались выточенными из дорогостоящего, крепкого материала.
– С Новым годом! – сказал мужчина и удивился своему дребезжащему голосу. Он давно ни с кем не говорил по душам и отвык слышать самого себя. – Володя. Можно просто Вова. Я из дома номер сорок три. Рядом с перегоревшим фонарём.
– Юля. Ваша соседка. Рядом с газораспределителем.
Она продолжала курить и белые пальцы красиво сжимали белую сигарету.
– А почему вы здесь одна? Праздник всё-таки.
– Курю. Вы тоже без компании.
– Мои дома. Телевизор смотрят.
Юля затянулась и вдруг как отрезала:
– А врать нехорошо. И главное, зачем? Ни уму, ни сердцу. Или вы всегда врёте? По привычке?
– Какой привычке?
– Одинокого холостяка. Не стыдно?
Игнатов смутился, но для чего-то решил упрекнуть соседку:
– Не надо так.
– Как?
– Так.
– Чего не надо?
– В душу лезть не надо. Чужая душа – потёмки. Слышали?
– Слышали. Только это не про нас. В деревне всё про всех известно. В Самодурове сорок дворов, все как на ладони. И вы тоже.
– А вот вас я как раз и не знал!
– Вот и узнали! – и выбросила сигарету. – С Новым годом!
И ушла.
Первый блин комом. Но Володя Юлю запомнил. Белые крепкие пальцы и «врать нехорошо». Его Анжела всегда говорила «имей совесть». Похоже, если задуматься.
В жизни вообще очень часто одно похоже на другое. Работы, друзья, женщины. Одно время, желая спасти Анжелу, Игнатов стал читать ей религиозную литературу. Молитвы, акафисты, откровения. Наивно думал помочь страдающей жене. Увлёкся всякими восточными целителями и медитацией. Тогда-то ему и понравилось слово «карма». Твоё будущее известно, запрограммировано. И почти всё в твоей жизни идёт по накатанному кругу, то есть повторяется.
До смешного! Особенно, когда мысли по утрам одни и те же. Об одном и том же. О работе, о друзьях, о женщинах.
Карма! Глупо и навязчиво до отвращения.
Когда любимая жена умерла, Игнатов ощутил, что его личная карма стала ещё навязчивее и глупее. Потому что мысли исчезли, и их заменила пустая, животная привычка. Есть, молчать и спать.
Но хватило сил отклеить жопу от насиженного места и, по сути, от самого себя, и вырваться в Самодурово. Найти новую работу после того, как ахнулся завод, где он работал мастером в модельном цехе.
Вместе с приятелем, толковым инженером, организовали предприятие по ремонту и строительству загородных домов. Теперь было занятие, заботы, мужское степенное примирение с кармой.
Не было только охоты поговорить с кем-нибудь по душам.
– Как поживаете, Володя?
Он очнулся, услышав знакомый голос. Юля! Она стояла у прилавка в магазине, куда она пришла за продуктами к столу, а он, кажется, за пивом.
Володя оживился.
– Здравствуйте, Юля. Давненько вас не встречал.
– Взаимно. Потеплело. Птицы гнездятся. Правда, весело?
– Если честно, мне пофиг.
– Какой вы скучный! Не замечали?
– Я – нет.
– Зря.
Юля не уходила. Володя почти растерялся:
– Что-то ещё?
– У вас лицо алкоголика. Вы пьёте?
– Нет. Только пиво. Иногда.
– Лиха беда начала.
– Честное слово, совсем не пью. И про пиво только сейчас придумал.
Игнатов рассмотрел лицо собеседницы и вдруг понял, что оно красиво спокойной, ничего не обещающей красотой. И ещё – освещено внутренним, лукавым светом.
– Спасибо, Казя! – сказала Юля равнодушной продавщице. – Пойду!
– Пока! Приходи завтра, гранаты будут.
Когда они вышли из магазина на воздух, Володя сострил:
– Готовите теракт?
– Это для гемоглобина. И вам советую. Лицо посвежеет!
И вновь ушла, обхватив белыми пальцами ручку пакета и чуть покачивая узкими, оджинсованными бёдрами.
С этого дня Володя стал высматривать, не появится ли Юля на дороге возле его дома, не пойдёт ли в магазин или куда-нибудь на станцию, в аптеку за лекарствами или в универмаг за косметикой. Покоя ему не давали её крепкие пальцы, лукавый свет на лице и бёдра, обтянутые джинсами.
Однажды поздним вечером Володя дошёл до дома сорок четыре возле газораспределителя. Внутри у взволнованного мужчины что-то происходило. Под сердцем стучали молоточки, глаза хорошо видели в темноте, уши слышали даже сонную птичью возню.
Пахло проснувшейся землёй и, кажется, мокрыми досками забора напротив.
Холодное и тяжёлое за спиной пропало.
Игнатов постоял в темноте у дома сорок четыре, подышал свежим воздухом, повспоминал лицо, джинсы и голос Весёлкиной, и вернулся к себе домой в хорошем настроении.
Отношения между мужчиной и женщиной похожи на игру в орлянку. То есть выигрыши и проигрыши всегда непредсказуемы. Мужчина и женщина могут разойтись навечно и так же навечно соединиться.
Володя и Юля самым неожиданным образом через месяц в магазине разговорились о каком-то пустяке, даже повздорили и с этого момента стали думать друг о друге.
Потом они стали заглядывать друг к другу в гости, обсуждать новости, помогать по хозяйству, расспрашивать о личных подробностях и нечаянно задумываться о будущем. Оба были одинокие, ни от кого не зависящие, ещё не старые – так чего же тут такого?
Итак, подошло Вербное воскресенье.
День был прекрасный. Много солнца, белых облаков и синего неба. У Юли на подоконнике стояла высокая ваза с ветками вербы. Пушистые почки растения отливали серебром.
Юля встретила Володю в тёмно-зелёном платье и в туфлях на высоком каблуке. Он погладил давно не ношенные брюки, в которых казался чуть смешнее и старше.
На обед она приготовила жареную рыбу и натушила картошки в сметане. Обедали в большой комнате, украшенной белёными занавесками и корзиной с похожими на натуральные бананами и персиками.
Здесь пахло женским уютом, домашним теплом и чуточку кухонными пряностями и специями. Володя нервничал и никак не мог начать говорить о главном.
Женщина решила ему помочь и спросила как бы случайно:
– Не хочешь подлить мне ещё сока? Жаль, что вино пока нельзя. Трезвая я такая зажатая. Особенно рядом с интересным мужчиной.
Володя всполошился, схватил графин и налил сок в узкие бокалы.
– Ну? – спросила Юля. – А дальше?
– Давай выпьем за тебя.
– Оригинально. Давай!
Выпив сока и от этого слегка осмелев, он спросил:
– Юля, а тебе сколько лет?
– Сорок пять.
– Отлично! И как ты себя ощущаешь?
– Не жалуюсь.
– А мне уже пятьдесят два. Я что подумал…
Юля молчала.
Володя стиснул свой бокал и посмотрел на него, словно предполагал увидеть там выжатые капли.
– Была не была… Выходи за меня замуж?
Юля быстро ответила:
– Нет!
То есть они так принарядились, так дружно встретились, так мирно сидели за столом – и вдруг! Нате вам змея в кровати!
– Подожди! – Володя встал. Слово «нет» придало ему смелости, как и всякому мужчине. – В чём дело? У тебя есть какие-то препятствия?
– Препятствия. Вот именно.
– Может быть, я могу их устранить?
– Не можешь.
Он стал расхаживать по комнате, не замечая, что уже ведёт себя по-хозяйски. В мужчинах есть такая безвкусица и глухота, нарастающие в минуты возбуждения.
Юля, очевидно, это знала и сидела с виноватым видом школьницы, ожидающей прощения от учителя. От мужчины, которого она давно уже любит, но не может в школе ему об этом рассказывать.
– Не понимаю! – Игнатов ходил и говорил. – Ты – интересная, красивая, одинокая. Я – хороший мужик. Хозяйственный, рукастый, непьющий. Тоже интересный, кстати…
– И одинокий.
– Это не главное. Главное, расположенный к семейному образу жизни.
– А почему же одинокий?
Мужчину вопрос осадил. Володя остановился, задумался и вдруг стал бегать по комнате ещё быстрее.
Юля поняла, что попала вопросом в больное место, и сказала:
– Впрочем, это не так важно. Давай не будем друг друга допрашивать в такой день? Праздник. Зачем ссориться?
Володя вернулся за стол и налил себе сока в узкий бокал. Прямо в остатки того, что не допил прежде.
– Это не ссора, – уверенно сказал он. – Наоборот, признания.
– Они тебе нужны?
– Да.
– А мне нет.
Володя опять среагировал на слово «нет» и пошёл на новый круг.
– Итак, Юля, – для самоуверенности он стал перекладывать вилки и ножи на столе. – Я всё-таки хочу прояснить ситуацию. Любит – не любит, плюнет – поцелует, к сердцу прижмёт – к чёрту пошлёт. У меня в душе – пролог большого чувства. Зародыш, наверное. Мне он дорог и я хочу его развить. Понимаешь?
Юля кивнула.
Володя вскочил и почти крикнул в раздражении:
– Если понимаешь, то скажи!
– Что сказать?
– Да или нет!
– Я уже сказала «нет».
– Почему?
– Отстань!
– Почему?
– Отвали!
– Почему?
– Потому что «нет».
– Почему?
– Оставь меня в покое.
– Почему?
– Я сейчас зареву!
– Почему?
И так продолжалось еще четверть часа. Игнатова заклинило. Он понимал, что неправ, но чем дальше увязал в в понимании своей неправоты, становился ещё упорнее.
За окном стемнело. Включилось уличное освещение. Фонарь окрашивал жёлтым светом газораспределитель. По кромке забора на участке то и дело бродили местные весенние коты, охотящиеся на весенних кошек.
Из раскрытой форточки дышала весна. Между Юлей и Володей всё гуще и гуще копилась туча, тоже весенняя, но какая-то нехорошая. Тяжёлая. Неустранимая. Кармическая.
– Хочешь, я уйду? Навсегда?
Юля словно не слышала.
– Тогда я пошёл?
Она ничего не ответила.
– Тогда прощай! С праздником!
Женщина вздохнула.
– Подожди.
Володя встал у дверного косяка в позе артиста, которому обещали вручить народный титул, но не вручили. То есть красиво и с молчаливым осуждением всех присутствующих.
– Почему, почему… Причина следующая…
И он услышал название той самой болезни, которая два года назад приговорила его Анжелу. Он стоял и кожей чувствовал, как скрипнул, вращаясь, накатанный, известный и гадкий круг.
К своему дому в темноте он шёл быстро, но пришёл неизвестно когда, через долгое, не оставшееся в памяти путешествие.
Игнатов Володя всю ночь терзал себя размышлениями. Ему всё время вспоминалось чьё-то высказывание о звёздах над головой и нравственном законе внутри, в душе, то есть о совести, с которой именно в эту ночь ему надо было не договориться, а что называется слиться так, как никогда раньше.
Ему было сначала страшно, но потом стало хорошо. Он почувствовал себя счастливым и неожиданно молодым, способным чёрте на что! То есть новым Володей Игнатовым. Вот так!
На рассвете, когда уже цвиркали птички и небо поднялось высоко, он вернулся к дому Юли Весёлкниой и постучал в двери. Они открылись сразу. По глазам женщины было видно, что ночь она не спала.
– Давай всё-таки будем вместе, – спокойно сказал Володя, словно мужчина, пришедший с войны и принёсший весть, что войны больше никогда не будет.
– Я умру.
– Мы все умрём. Разве в этом дело?
Можно долго думать над тем, в чём дело. В жизни, в человеке, в надежде на то, что никому не известно, но постоянно с нами и готово перестать быть инкогнито.
Началась Страстная неделя. В Самодурове становилось всё теплее, хотя иногда шли дожди и ветер то и дело менялся с доброго юго-восточного на промозглый северный.
Автор Сергей Бурлаченко
