…что лучше разным существам
в местах тревожных —
не встречаться!
Николай Рубцов
Это случилось прошлой зимой.
Какая была зима, Ванин не помнил. Однажды все зимы стали походить одна на другую. Ничем не отличались, как плоские коробки-остановки, мелькавшие за окном вечернего трамвая. В прошлом каждая зима пахла снегом своим, особенным. Например, в том декабре резались в хоккей, он объелся белых комьев на катке, потом болел две недели. Запомнились ледяной вкус снега в пересохшем рту и горечь микстуры. В январе выбрасывали с сестрой ёлку с балкона, она усыпала мёртвыми иглами дверной порожек, оконный карниз и пушистый белый пол. Пахло сухой хвоей, давно съеденными мандаринами и прощанием. А однажды в феврале целовался с Иркой Снегирёвой, повалившись с ней в сугроб. Якобы дурачились, а тем временем жадно лизали друг другу губы, языки и дёсны. Всё пропахло мужской и женской плотью. Снег лез за воротник и таял, таял. Распространяя аромат духов, помады и сладкого пота.
У-ух!
Да, февраль-январь-декабрь…
Он заметил этого юношу почти случайно. Ванин расплатился у кассы и выходил из торгового зала с синим полиэтиленовым пакетом, набитым жратвой. Юноша стоял у противоположной стены, засунув руки в карманы чёрного пальто, и следил за Ваниным. Тогда всё и случилось. Ванин вдруг понял, что видит это чёрное пальто и цепкий взгляд из-под длинных, почти женских ресниц не первый раз. Раньше не сосредотачивался и вдруг – бац! Выскочило, как пуля из ствола! Щёлкнул затвор фотокамеры!
«Да он уже неделю возле меня крутится!»
Звякнула стеклянная дверь. Чмокнул намокший кафель на ступеньках у входа в магазин. Ванин брёл домой и спиной чувствовал, как пальто идёт следом.
Побежать? С чего вдруг? Ему почти пятьдесят, он известный журналист, ведёт две колонки в ежемесячном семидесятиполосном «Мамонте» и субботний эфир на частной радиостанции «Эхо времени». Мелькает экспертом в дорогих ток-шоу. Дружит с Матюшей Монопольским и Димкой Зыковым. В политическую «джинсу» не рядится, бизнесом и криминалом не заляпан. На хрена козе баян?
Он кружил возле своего дома и размышлял. В милицию или звякнуть Самуилу Аджуновичу из службы безопасности «Мамонта»? Пальто в ресницах шуршало по московской снежной каше сзади. Не догоняя и не отставая. Звякнуть, конечно, можно, но что сказать? Подозрительный такой тип, всю плешь проел, ходит и ходит следом, иуда. Нет, я его не знаю. Кстати, а он меня знает? Может, ищет покровительства, юное дарование, будущее золотое перо? А может, киллер ошибся клиентурой? Или вообще «голубец»? Потом Кащенко, добровольный каминг-аут и ранний выход на пенсию «по собственному желанию».
Ванин сделал ещё один круг. В ботинки заполз мокрый холод, рука, сжимавшая синий пакет, замёрзла, в ноздри лез запах городской сырости и кошек, которых стошнило тухлыми мышами. «Вот он, запах этой кислой зимы с заблёванным снегом!» – осенило Ванина. – Надо домой, пока ещё не свихнулся».
Он перешагнул низенький металлический заборчик, миновал детскую площадку с ледяной горкой чёрного снега на месте песочницы и пьяными одноногими качелями, оттуда резанул к своему подъезду.
Под козырьком, у серой железной двери увидел чёрное пальто. И не то чтобы обессилел. Просто пошёл дальше по инерции, и необъяснимая тоска росла с каждым шагом.
Наконец, они встретились. Ванин разглядел преследователя. Юноше было лет семнадцать, мальчишка, собственно, слипшиеся длинные волосы закрывали высокий лоб, чёлка падала на густые крылатые брови, длинный изящный нос красиво разрезал лицевой овал, над лёгким подбородком, словно вырезанные умелым гравёром, взлетали немного обиженные и прямо-таки по-детски пухлые губы, а глаза…
Ванин готов был поклясться, что уже не раз видел эти широко посаженные глаза, розовато-молочные белки с драгоценными агатами очень больших зрачков, наполненных мрачным и одновременно золотистым сиянием. Ну да, и ещё этот эллинский разрез, длиннющие ресницы, многообещающая влажность и расчётливая наглость вперемежку с беспомощностью.
Ох, бабам нравятся такие глаза! Якобы безвольные, но опасные, как минное поле. Особенно тем, кому за сорок и кому семейный быт уже наскучил.
Ванин почему-то вспомнил свою жену и вдруг разозлился. Чего он тут телится с этим сосунком? Цыкнуть на него построже и пусть свинчивает!
– Извините, пожалуйста, – заговорил мальчик. – Меня зовут Олег. Мне кажется, нам надо поговорить.
– О чём?
– Объясниться.
– Не понял.
– Вы следите за мной целую неделю.
– Я?
Мальчик покачал головой и улыбнулся.
– Я навёл справки. Вы известный журналист, успешная карьера, популярность, гонорары. И вдруг такой интерес ко мне, обычному студенту. Чего вы хотите?
Опыт подсказывал, что мальчик не на шутку взволнован, почему и лепит вопросы в лоб. Но Ванин тоже был на грани. В голову лезла всякая чушь: грехи молодости, незаконнорожденный сын, пришло время расплаты. Или псих? Почему он держит руки в карманах? Загораживает дверь? Улыбочка до ушей? Мотает нервы?
Олег перестал улыбаться, вынул руки из карманов и протянул журналисту пачку сигарет.
– Давайте успокоимся. Курите. Мои любимые.
Ванин увидел синюю коробку с тёмным силуэтом танцующей цыганки. Он тоже любил «Житан», французский табак с ароматом оливки. Дьявол, сейчас таких и не купишь нигде! «Филип Морис» сожрал весь рынок. Последний раз он покупал «Житан» на развале у Киевского вокзала, лет двадцать назад.
Он, стараясь держаться независимо, вытянул из коробочки белую, аккуратно спрессованную сигарету, щёлкнул зажигалкой. Закурил. Давно забытый кайф!
Мальчик склонил голову, поймал кончиком сигареты огонёк, тоже затянулся.
– Где брал? – Ванин тряхнул рукой с сигаретой.
– На Киевской. Там самопальный развал.
Что? В голове всё завертелось, что-то застучало в груди и ноги как будто пропали. Он смотрел на мальчика, как на мираж или оптическую иллюзию. Однажды в институте попробовал дурь, так же плыло и качалось изображение, только было весело.
Ванин уронил пакет и приоткрыл рот.
– Там же сейчас этот … торговый центр… «Европейский».
Мальчик стряхнул пепел.
– Перестаньте, пожалуйста. Вы что-то путаете. Там целая площадь с ларьками. Но это не важно. Каждый день я езжу в институт и делаю пересадку на «Площади Ногина». Когда поднимаюсь по лестнице в центре платформы, вы спускаетесь мне навстречу. Сначала я думал, случайность. Но так продолжалось целую неделю. Однажды вы шли за мной следом до самого института. Тогда я проследил ваш путь до этого дома. Давайте разберёмся, что происходит?
– Давай. Через «Ногина» я езжу в редакцию на северо-запад, в район Октябрьского Поля. Машину отдал жене, она любит это дело. А я привык к метро. И потом, своим ходом надёжней. Трафик гнилой из-за пробок.
– Трафик? Какой трафик? Я не понимаю.
У Ванина сверкнула мысль. Даже не мысль, а разряд молнии.
– Я тоже тебя заметил. Как ты поднимаешься по лестнице мне навстречу. Как шаришь глазами. Как тайком озираешься. Психанул, решил проверить, – Ванин затянулся сигаретой, потом чётко произнёс. – И однажды довёл тебя до университета, – сделал паузу, выговорил внятно. – МГТУ ГА, Московский государственный технический университет гражданской авиации. Ты там учишься, я так понял?
Олег удивлённо посмотрел на Ванина, ресницы распахнулись, а зрачки совсем потемнели.
– Московский институт инженеров гражданской авиации, МИИГА. Я на первом курсе. Нет там никакого университета…
Вот и всё.
Потом мужчина с синим пакетом и мальчик в чёрном пальто долго бродили по двору, говорили, говорили и не могли наговориться… Им было невозможно понять друг друга, три десятка лет не шутка, но они всё понимали. Будущее столкнулось с прошлым, но одно не вытекало из другого, а начало не имело продолжения. Время развело их, чтобы однажды столкнуть нос к носу и показать, сколь бессилен человек – нет, не перед временем – а перед самим собой.
В школе Олег был отличником, но в старших классах стал дурить, увлекался то роком, то литературой, то писал стишки, то откровенно бездельничал. Был спортсменом, бегал стометровку по первому разряду. Однажды после соревнований к нему подкатил мужик и убедил на халяву поступить на инженеров авиации. Олег повёлся на уговоры и поступил. То ли учиться и делать потом карьеру, то ли бегать стометровку.
Ванин закончил ВГИК, писал неплохие сценарии, любил одну девушку, а женился зачем-то на другой. На «Мосфильм» не попал, потому что шиканул и отказался от дружбы с хорошими и нужными людьми. Мол, и так прорвусь. Зря. Советы не слушал, писал пьесы, рассказы, сериалы для телевидения, пробовал себя даже актёром на театре, но не стал никем. В конце концов, одумался и подрядился журналистом к одному олигарху. Писал бойко, равнодушно и быстро пошёл в гору.
Мужчина и мальчик рассказывали одно и то же, говорили об одном и том же и старались ничему не удивляться. Они, наконец, встретились и договорились. Они поняли, что прошлое и будущее, как это ни обидно, чаще всего разлетаются по разным орбитам. В настоящем не пересекаются, поэтому разглядеть, как они похожи, нельзя. Но если стать внимательным, то, наверное, всё-таки можно.
Хотя два зеркала, обращённые к друг другу, на самом деле, рождают бесконечность и пустоту.
автор Сергей Бурлаченко
