“Никогда ничего даже похожего на то, что
случилось, со мной не было, да и не будет
больше. На меня точно затмение нашло…»
Иван Бунин, «Солнечный удар».
Он обратил на неё внимание утром на пляже. Небольшое и изящное тело молодой женщины очаровало его сразу. Жаркий ветер свободно ласкал её короткие, золотые до жемчужной белизны волосы, по коже растекался нежный ореховый загар, переходящий во впадинках на руках и ногах в почти бесцветные лунные таинства, полные молочного свечения.
Разговорились свободно. Ему скоро тридцать, ей двадцать семь, оба москвичи, без семей и детишек. Она улыбалась и вела себя, словно хорошая знакомая, без наигранной таинственности и кокетства. Имени не назвала, но сказала, что вечером будет на набережной и с радостью примет любое его предложение.
Отужинали они вместе, выпив бутылку красного «Бастардо». Ни о чём не договариваясь, оба вели себя так, как будто дальнейшее было очевидно. Она только стала молчаливее и общалась с ним кивком головы. Золотые волосы, покрывшиеся к вечеру шоколадом, вздрагивали, словно просили его быть по возможности острожным и мягким.
Выйдя из ресторанчика, они пошли в сторону гостиницы. По дороге говорили о том, что этот крымский город, куда оба не раз приезжали в отпуск, постарел и словно выветрился. Уютный и весёлый прежде, он стал угрюмым и безмолвным. Даже уличные фонари светились как бы из одолжения. Южные тёплые сумерки, прежде обещавшие весёлые похождения и радостные впечатления, как театральный занавес перед началом спектакля, теперь говорили лишь о том, что город засыпает и сейчас его окутают ночная скука и тишина.
В номере, не зажигая света и не обращая внимания на обстановку, они сразу кинулись другу к другу и забылись на несколько часов. Его очаровала её гладкая кожа, пахнувшая чуть солоноватым теплом и блестевшая в темноте. Ему казалось, что он вдруг помешался, так как она напомнила ему всех девушек и женщин сразу, в которых он когда-либо влюблялся и о которых мечтал.
Утром он проснулся от ощущения полноты жизни, вобравшей в себя его целиком. Не было ни лёгкого раздражения, ни лености в теле, ни тягостных мыслей в голове, обрывочных, туманных, вызывавших неприятное воспоминание о жизненных ошибках. Он бодро сел в постели и увидел, что гостья, одетая и свежая, сидит в кресле у окна. На её лице было выражение спокойной радости. Он не успел этому удивиться, потому что сам обрадовался без видимой причины. Было уютно, причём как-то особенно, почти по-домашнему. Словно на него надели тёплый приятный халат или преподнесли хрустально чистый бокал свежего сока.
– Доброе утро, – сказал он.
– Да, – ответила она. – Из вашего окна приятный вид.
– Там парк, пруды и, по-моему, розарий.
Некоторое время они помолчали, зная, что любой разговор сейчас будет мелким.
Он встал и быстро оделся. Она не смотрела на него, но была здесь рядом, вся, очень уместная и деликатная.
– Может быть, заказать завтрак? Что вы любите?
Она покачала головой, отказавшись, и неожиданно сказала:
– Прошу меня простить. Я сама себя не узнаю. Не ожидала такого приключения, но…
Он не перебивал, уже понимая, насколько ей важно сказать это.
– Как будто ничего не могла с собой поделать, – она ущипнула себе мочку уха. – Так не должно было быть, потому что… Это грех, но какой-то возвышенный, что ли… Господи, что я такое говорю! Совсем непонятно… Вы и сами удивлены своим поступком, кажется?
– Да, – он выглядел одновременно восторженным и растерянным. – Можно я вас поцелую?
Тут она поднялась с кресла и он увидел, как воздушно горит в лучах утреннего солнца её почти невесомая причёска.
– Мне надо идти. Я сегодня уезжаю. Поезд в восемь утра.
– Я провожу вас.
Она ничего не ответила, быстро скользнула к двери и даже не обернулась, уходя.
Он не кинулся следом, не полетел по лестнице вниз, не закричал и даже не расстроился. Опустился на кровать и сидел долго, ни о чём не думая. В номере становилось всё светлее и просторней, солнечные блики легли на пол и потолок. Он склонил голову к подушке. Белье пахло её телом, загаром и чуть-чуть косметикой. В этом аромате были грусть, надежда на что-то невозможное и странная уверенность в собственной непогрешимости.
Он зарылся лицом в наволочку, поджал ноги к животу, лежал неподвижно, молчал и вспоминал.
– Какой голос!.. Какая тёплая шёлковая ладонь!.. Какие красивые и прохладные пальцы на руке!.. Какая прирождённая нежность!..
Неожиданно он уснул и, когда проснулся, понял, что деревенеет от одиночества. Пересилив себя, он пошёл в душ и долго плескался под струёй прохладной воды, старательно улыбаясь и фыркая от воображаемого удовольствия. Потом побрился, надел чистую рубашку и выглаженные брюки. Посмотрев на себя в зеркало, остался доволен.
На постель со взбитым бельём он старался не смотреть. Забросал её снятой одеждой и мокрым полотенцем, задёрнул шторы на окне и накрыл кресло пледом. Словно выключил звук и погасил свет. Уходя, позвонил коридорной и попросил обязательно прибраться в номере, пока его не будет.
Из гостиницы он вышел около трёх часов дня. Делать было нечего, некуда было идти, кроме знакомого ресторанчика или пляжа. По улицам неслась пыль, от которой негде было укрыться. Редкие прохожие, опустив головы и прикрывая лица ладонями, бежали, подгоняемые этой пылью. В кинотеатре на центральной площади шёл американский фильм «Матч-пойнт». Он видел его прежде, но решил посмотреть ещё раз. Кино неплохое, с интересными артистами, забавным сюжетом и, главное, совершенно пустое. Но в кинотеатре оказалось ещё жарче, чем на улице. Почувствовав, что не выдержит здесь и пяти минут, он опять вышел в город. Посмотрев на часы, понял, что впереди по-прежнему целый бессмысленный день. Солнечный свет резал глаза. Ему вдруг показалось, что эти пыль, жара и солнечный свет настигли его сегодня как наказание за вчерашнюю удивительную ночь. Тягостное и мучительное ощущение дурного поступка, совершённого из легкомыслия и жадности, росло всё упорнее. Трезво он понимал, что никакой жадности и легкомыслия вчера не было. Наоборот, было глубокое восхищение незнакомкой, причём, толкнувшее его в самое сердце. Он давно не обращал внимание на то, как ведёт себя его сердце, чем оно тревожится или восхищается. Да и есть ли оно вообще, его это тоже, кажется, уже не волновало. Он подумал, что очень похож на этот южный город, усталый и выветрившийся. Идя по улице, несколько раз протирал глаза и проводил рукой по голове, словно проверяя, нет ли и там сухой и всепроникающей пыли.
В конце концов, он зашёл в знакомый ресторанчик и занял стол у окна.
– Что закажете? – спросил официант, пожилой, с мятым лиловым подбородком, неопрятный и, судя по каркающему голосу и льдистому взгляду, недовольный, что так рано надо обслуживать клиента.
– Двести грамм водки, солянку и что-нибудь овощное, с холодной бараниной. И можете не спешить. Пусть всё приготовят тщательно.
Обедал он долго и без аппетита. Солянка оказалась чересчур жирной, а мясо и овощи непропечённые. Отставив блюда с невкусной едой, просто пил водку, заедая её хлебом с солью. Хотелось добиться тумана в голове, но хмель не действовал. Почувствовав, что настроение портится неотвратимо, расплатился и с облегчением покинул ресторан. Напоследок видел, как пожилой официант, пересчитывая деньги, недовольно шевелит губами и трёт подбородок, не обнаружив чаевых.
От жары и пыльного смерча застучало в висках. Это была не боль, а что-то вроде дурного нытья под черепом от бессонницы. У него потемнело лицо, он сгорбился и быстро пошёл в сторону гостиницы. Тело горело, а сердцу было холодно. Ноги плохо слушались. Он споткнулся два раза и чуть не упал.
«Только бы не заболеть, – думал он сердито. – Хорош я буду здесь с температурой и насморком».
На этаже его встретила коридорная.
– Вам записка, – девушка достала из нагрудного карманчика маленькую бумажку. – Нашла во время уборки.
В номере, стоя и словно забыв, зачем сюда пришёл, он сразу стал читать написанное круглым женским почерком на узкой полоске бумаги, вырванной, очевидно, из телефонной книжки. Сердце колотилось и холодело ещё быстрей и отчаяннее.
Пробежав глазами ряд из одиннадцати цифр, он увидел следующее:
«Это мой мобильный номер. Не знаю зачем, но пишу его вам. Если позвоните, значит, такова судьба. И. В.»
Уложив чемодан и вызвав такси, он аккуратно и внимательно расплатился за проживание и потом около четверти часа маялся у гостиничного подъезда в ожидании машины. На вокзале был за полчаса до отхода последнего, вечернего поезда на Москву. Билеты в кассе кончились ещё утром. Но ему повезло. Когда, расстроенный, он отошёл от окошечка, его тихо окликнули. Он обернулся. Перед ним стоял худой сорокалетний мужчина в форме железнодорожного проводника.
– Пять тысяч. Купе, нижнее место.
– Покажите.
– Вот.
Билет был настоящий. Продавец осмотрелся вокруг и, нервно чмокнув губами, сказал скороговоркой:
– Не раздумывайте. Поезд отходит через две минуты. Четвёртый вагон, спросите Аню, она проводница, всё вам устроит. Ну как? Берёте?
По перрону вдоль состава бежали опаздывающие. Уже загорелся зелёный глаз семафора и диктор на весь вокзал предупредил об отправлении московского скорого номер 26. Железнодорожник выхватил купюру из протянутой в его сторону руки, сунул в неё билет и скрылся. Дело было сделано. Мысли вмиг растаяли, словно кусочки льда на столе. В голове барабанной дробью рассыпа;лось неумолимо и оглушительно одно-единственное: «Решено!»
Потом он стоял в узком вагонном коридоре и смотрел в опущенное окно. Перрон сиял электричеством и безмолвным прощанием, с которого начинается всякое путешествие. Чемодан замер у ног, за закрытой дверью со смехом и громкими разговорами возились соседки-попутчицы. Он не слушал, о чём говорят в купе. Сейчас все эти разговоры казались ему неважными и, главное, пустыми.
Внезапно его лица коснулось тёплое дуновение ветра, который вчера утром предвосхитил встречу с незнакомкой. Сейчас ветерок был слабый и мимолётный. Но тем не менее он принёс с собой надежду на новое, красивое свидание с той красивой женщиной, чьи золотые волосы, лунные впадинки и загар на коже так восхитили и запомнились на всю жизнь.
Грохнули вагонные сцепки. Поезд мягко вздрогнул и медленно пополз вперёд. Раздался свисток на перроне, юноша в белой рубашке и голубых джинсах шёл вслед за вагоном и махал рукой.
Ещё раз ударили сцепки и поезд пошёл быстрее.
Чемодан упал, а он не обратил на это внимание, неподвижно стоял у окна и улыбался.
В коридоре зажёгся неоновый свет. Эти свет и удар как бы подвели итог прошлому и объявили о том, что отсюда, с этого самого момента, начинается новая, великолепная жизнь.
автор Сергей Бурлаченко